Он всегда был тем, кого невозможно не заметить: блистательный Остап Бендер, остроумный Фигаро, элегантный авантюрист из «Невероятных приключений итальянцев». Андрей Миронов — актер, чье имя в 1970-е стало синонимом обаяния, иронии и безупречного стиля. Но в 1979 году случилось нечто неожиданное. На экраны вышел фильм «Фантазии Фарятьева» — камерная драма Ильи Авербаха о провинциальном зубном враче с нелепыми манерами и странными теориями. И в этой роли Миронов предстал таким, каким его еще не видел никто: неуклюжим, застенчивым, с сальными прядями волос и взглядом, полным щемящей тоски.
Миронов мечтал выйти из амплуа вечного весельчака
Его называли «человеком-праздником» — тем, кто появлялся на экране с неизменной улыбкой, ловко жонглировал словами и двигался с грацией танцора. В 1970-е Андрей Миронов стал эталоном актера, который умел смешить, очаровывать и моментально захватывать внимание.
Зрители обожали его за роли, где он примерял маску ироничного красавца: авантюрист Андрей в «Невероятных приключениях итальянцев в России», хитрый Фигаро из «Безумного дня», элегантный Леонидос Фадинар из «Соломенной шляпки».
А уж Геша Козодоев из «Бриллиантовой руки» с его «Чёрт побери!» стал визитной карточкой актера — настолько ярко Миронов вжился в образ комичного жулика. Казалось, он рожден для легких жанров — его пластика, музыкальность и фирменная полуулыбка идеально вписывались в комедии и мюзиклы.
Но за этим фасадом скрывалось другое. Сам актер устал от амплуа «вечного пижона». Ему надоели роли, где требовалось лишь сыпать шутками. Миронов мечтал о драме, о сложных характерах, о возможности показать, что за маской иронии прячется глубина.
Он искал роль, которая заставит зрителей не смеяться, а сопереживать. И когда режиссер Илья Авербах задумал «Фантазии Фарятьева», Миронов понял: это шанс. Тот самый, где можно сбросить фрак Фигаро, спрятать улыбку и стать другим — тем, кого не узнает даже преданный зритель.
Для роли Фарятьева Миронову запретили мыть волосы и пользоваться гримом
Идея казалась абсурдной. Предложить роль неуклюжего провинциального чудака актеру, которого вся страна знала как эталон стиля? Режиссер «Фантазий Фарятьева» Илья Авербах сомневался. Андрей Миронов к концу 1970-х был звездой комедий — его герои носили идеальные костюмы и заставляли зрителей смеяться до слез. Но Фарятьев требовал другого: сгорбленной осанки, нелепых жестов, взгляда человека, который живет в двух мирах одновременно.
Миронов сам рвался в бой. Он устал от амплуа «вечного ухажера» и мечтал доказать, что способен на большее. Режиссер сдался, но выдвинул условия. Первое — никаких гримеров. Второе — забыть о чистоте: волосы Миронова должны были стать сальными, лицо — бледным, без привычного лоска. Третье — костюм. Не элегантный пиджак по фигуре, а мешковатый, словно с чужого плеча.
Актер согласился на всё. Он перестал мыть голову, отрастил неопрятные пряди и часами репетировал походку и движения неуверенного в себе человека. Он отказался от пластичности, заменив ее угловатостью, а фирменную улыбку сменил на растерянную полуухмылку.
Самым сложным оказалось не внешнее перевоплощение, а внутреннее. Фарятьев — не клоун, а трагичный мечтатель, чьи фантазии о пришельцах скрывают боль одиночества. Миронов часами сидел в гримерке, слушая грустную музыку, чтобы поймать нужное состояние. Он просил повторять дубли по десять раз, пока не добивался того самого взгляда — потерянного и бесконечно уставшего.
Когда съемки закончились, Авербах признал: его сомнения были напрасны. Миронов не просто сыграл Фарятьева — он исчез на экране, оставив лишь тень того, кого зрители привыкли обожать. Это была не роль, а исповедь.
Фарятьев — крайне странный человек. За что зрители полюбили этого персонажа
Павел Фарятьев вовсе не тот герой, в которого можно влюбиться с первого взгляда. Зубной врач из провинции, чей взгляд бежит в сторону. Он словно случайно попал в собственное тело: слишком длинные руки, мешковатый пиджак, сальные волосы. Он стесняется своего отражения, прячет улыбку.
Фарятьев уверен: люди — потомки инопланетян, потерявшие связь с родной планетой. Они страдают, потому что ищут путь домой, а влюбленные смотрят на звезды, подсознательно помня о далеком мире, где царит гармония.
Его голос дрожит, но глаза горят — словно у мальчишки, который нашел клад. Эти фантазии не бред, а щит от одиночества. Фарятьев напоминает Дон Кихота, который сражается с ветряными мельницами, или князя Мышкина, чья наивность обжигает. В этой сцене Миронов совершает невозможное: заставляет поверить в бредовые идеи.
B зритель забывает, что перед ним зубной врач. Камера ловит едва заметное преображение: неуклюжий чудак на секунду становится пророком, который видит мир иначе.
Когда Фарятьев признается Александре в любви, кажется, будто он выворачивает душу наизнанку. Миронов избегает пафоса: его герой не рыдает, не падает на колени. Он просто говорит, а в глазах — смесь страха и обреченности. Это не ухаживания, а крик человека, который годами молчал.
Но главное — в Фарятьеве нет ни капли жалости к себе. Он знает, что некрасив, неловок, смешон. И все равно предлагает Александре руку, как джентльмен из старых романов. А когда получает отказ, не злится — вместо этого показывает карточные фокусы, пытаясь ее развеселить. В этом весь он: мечтатель, готовый раствориться ради чужой улыбки. Его персонаж — тихий надрыв обычного человека, который верит в звезды сильнее, чем в земную логику.
Илья Авербах не верил в полутона. Когда он взялся за «Фантазии Фарятьева», то понимал: чтобы раскрыть драматический талант Миронова, нужно сломать его привычный образ до основания. Итог оказался поразительным. Авербах, известный своей требовательностью, назвал эту работу Миронова «исповедью». Режиссеру удалось не просто изменить актера — он помог ему переродиться, оставив на экране не персонажа, а живого человека с трещиной в сердце.
Эта роль открыла зрителям всю глубину драматического таланта Миронова
Зрители не верили своим глазам. Публика, привыкшая видеть Андрея Миронова в ролях лощеных сердцеедов, замерла у экранов. После выхода «Фантазий Фарятьева» зрители писали письма: «Это не он! Не может быть!». Критики наперебой называли работу актера прорывом — впервые за годы комедийного амплуа Миронов показал, что способен разбивать сердца, а не просто смешить.
Сравнения с прежними ролями стали неизбежны. Если Остап Бендер блистал цитатами, а Гена Козодоев — комичными провалами, то Фарятьев заставлял плакать. Зрители отмечали: в его игре исчезла театральность, осталась только бескомпромиссная правда.
«Он перестал быть актером — стал живым человеком», — писал один из обозревателей.
Сам актер скромничал. Он подчеркивал: это заслуга Авербаха, который «вытащил наружу то, что годами копилось внутри». Миронов признавался, что после съемок долго не мог вернуться к комедиям — слишком глубоко засел в нем этот тихий провинциальный мечтатель.
Фильм не стал кассовым хитом, но подарил нечто большее — легенду. Теперь, когда вспоминают лучшие драматические роли советского кино, Фарятьев неизменно в первых строках. А те, кто смеялся над «Чёрт побери!» в «Бриллиантовой руке», вдруг обнаружили: за фирменной улыбкой Миронова все эти годы пряталась бездонная глубина. И это, пожалуй, главное признание — когда зритель забывает актера и видит только героя.
Этот фильм стал поворотным в карьере Миронова. «Фантазии Фарятьева» называют одной из сильнейших драматических работ актера. Эта роль доказала: за маской ироничного героя-любовника скрывался актер, способный на пронзительную искренность.