У моей подруги есть дочь Нина. Нина уже довольно большая девочка, ей 17 лет, в следующем году заканчивает школу. Учится хорошо, учителя души в ней не чают, собирается поступать на физико-математический, по баллам точно пройдет, как говорит подруга. Для самой Лариски дочь — как свет в оконце, самое дорогое, что есть в жизни, ибо больше ничего и никого у нее и нет.
Но это сейчас Нина такая успешная, умная и всеми любимая, раньше все было по другому. Нина родилась, так сказать, «по залету», в семье, где особо никому не была нужна. Отец ее, как только узнал об интересном положении Ларисы, сразу ретировался в неизвестном направлении, сама же беременность протекала трудно, роды были тяжелыми, ребенок родился слабым, недоношенным и с букетом врожденных болячек.
Лариса с дочкой не вылазила из больниц, переживала, что девочка вовремя не ползает, не сидит и не ходит, таскала ее по всем местным и неместным светилам, постарела на 15 лет, подурнела, находилась в постоянном состоянии стресса и поставила крест на своей жизни. Из детского сада Нину попросили забрать после двух недель ее пребывания — справиться не мог никто, девочка была агрессивной, кусалась, дралась с детьми, не шла ни с кем на контакт и упорно молчала. В школу Нина пошла специализированную, для детей с нарушением интеллекта, но и тут ее особо не чаяли — слишком проблемный ребенок, слишком отстающий, не может даже освоить элементарную школьную программу.
Лариса не любила свою дочь. Она боялась ее. «Страшная Нинка», — вот как он ее называла. Она тащила на себе тяжелый крест материнства, тихо ненавидя Нинину нескладность, глупость, агрессивность, проблемы с поведением, учебой и здоровьем. Она видела, как люди, глядя ей в след, жалеют ее, и от этого ярость к собственной дочери разгоралась еще больше. «Она сломала мою жизнь. Не оправдала моих надежд. Она — мой позор. Я не живу, я существую. Лучше умереть, чем быть ее матерью». И Лариска втихаря отвешивала дочке подзатыльники, называла плохими словами и проклинала.
Когда Нине было 9 лет, ее сбила машина. Совершенно случайно и нелепо на большой скорости водитель вылетел на тротуар, Нина шла ближе к дороге, поэтому удар пришелся прямо по ее тщедушному тельцу. Лариса успела отбежать в сторону.
Следующие полтора месяца Лариса сидела в реанимации, держа дочь за руку, молящими глазами смотрела на врачей, прислушивалась к звукам множеству аппаратов, воткнутых в Нинино тело. Она жалела ее, она сострадала, молила Бога, винила себя, переосмысливала все и переоценивала. Она держала Нину, когда та училась заново ходить, кормила с ложечки, читала сказки, вырезала журавликов из бумаги, целовала в пересохшие губы и вытирала ей слезы. Она любовалась ее блестящими черными волосами, большими карими глазами, аккуратным маленьким носиком и пухлыми губами. Она будто умерла вместе с дочерью и заново воскресла.
Нина, будто почувствовав любовь матери, быстро шла на поправку, браво ходила и двигалась, хорошо питалась и набирала вес. А потом и вообще начались чудеса — она стала разговаривать, бегло читать и считать, здраво рассуждать, легко умножать и делить в уме двузначные числа и с лету запоминать длинные стихи. Через полгода ее перевели из специализированной школы в обычную, а еще через полтора она стала лучшей ученицей в классе.
Теперь Нине 17 — она высокая черноволосая красотка, умница, надежда школы, мамина гордость. Лариса так и живет ей, но уже по другому — живет любовью, пониманием, милосердием, лаской и заботой. И теперь она с превосходством говорит не Страшная Нинка, а Моя красавица Нина.