Женщины
Не нужно много читать Жванецкого, чтобы понять: женщины, а также все тонкости взаимоотношений с ними, занимают в жизни писателя явно не последнее место:
«Назовем все это прекрасной половиной, на которую мы иногда заходим получить скандал, наслаждение, отдать деньги, передать ключи, привет, пустяк, сказать «люблю», убедиться в своей ненужности и выйти вон к чертям собачьим».
Жванецкий то горько ехидничает в адрес «прекрасного пола»:
«Вообще-то я всю жизнь воюю с женщинами… Когда меня спрашивают «Чем Вы занимаетесь?» — я всю жизнь воюю с женщинами. Но эти мерзавки так уклончивы, что чаще всего хлещешь по месту, где она только что была. А это уже борьба с государственными учреждениями».
…
«Возьми за правило прерывать беременность еще в период знакомства».
…
«Гляжу на вас и думаю: как благотворно влияет на женщину маленькая рюмочка моей крови за завтраком».
То внезапно из прозаика обращается в самого настоящего поэта:
«Красивая женщина лучше своей внешности и глубже своего содержания. Ее появление мужчины не видят, а чувствуют».
Правда даже поэзия его не избегает сарказма:
«Каково это – быть женщиной и чувствовать себя куском сахара.
Или маслом.
Или ложкой варенья.
Или мухой.
Или, наоборот, липкой бумагой.
Или, наоборот, ядом без этикетки.
Или вином с этикеткой и долгими спорами: вредно или полезно.
Хотя жизнь без этого невозможна.
Но жизнь невозможна без многого.
Можно жить и без жизни.
Вот продолжение жизни без них невозможно».
Патриотизм
Нередко писатель рассуждает о «слабом поле» как о феномене не столько личной, сколько общественной жизни. Женщина (особенно красивая женщина) у Жванецкого – это повод для гордости не какого-то отдельно взятого мужчины, это – «достояние нации».
«Красивая женщина пройдет по столам, не опрокинув бокалы, и опустит взгляд, под который ты ляжешь. <…> Красивая женщина – достояние нации. Их списки и телефоны хранятся в глубоких подвалах ЦРУ, КГБ и ФБР. У нее нет хозяина, но есть болельщики. Ее красота – вполне конвертируемый валютный капитал страны. Вот что такое красивая женщина».
Удивительное дело, когда речь заходит о прекрасных дамах, Жванецкий, обычно скептически настроенный по отношению ко всему отечественному, вдруг становится настоящим патриотом. Писатель не перестает отмечать свойства женской натуры, выгодно отличающие «наших» женщин от «не наших».
«Все кричат: «Француженка, француженка!» – а я так считаю: нет нашей бабы лучше. Наша баба – самое большое наше достижение. Перед той – и так, и этак, и тюти-мути, и встал, и сел, и поклонился, романы, помолвки… Нашей сто грамм дал, на трамвае прокатил – твоя. Брак по расчету не признает. Что ты ей можешь дать? Ее богатство от твоего ничем не отличается. А непритязательная, крепкая, ясноглазая, выносливая, счастливая от ерунды.
Пищу сама себе добывает. И проводку, и известку, и кирпичи, и шпалы, и ядро бросает невидимо куда. А кошелки по пятьсот килограмм и впереди себя — коляску с ребенком! Это же после того как просеку в тайге прорубила. А в очередь поставь — держит! Англичанка не держит, румынка не держит, наша держит. От пятерых мужиков отобьется, до прилавка дойдет, продавца скрутит, а точный вес возьмет.
Вагоновожатой ставь – поведет, танк дай – заведет. Мужа по походке узнает. А по тому, как ключ в дверь вставляет, знает, что у него на работе, какой хмырь какую гнусность ему на троих предложил. А с утра – слышите? – ду-ду-ду, топ-топ-топ, страна дрожит: то наши бабы на работу пошли. Идут наши святые, плоть от плоти, ребрышки наши дорогие. Ох, эти приезжающие – финны, бельгийцы, новозеландцы. Лучше, говорят, ваших женщин в целом мире нет. Так и расхватывают, так и вывозят богатство наше национальное. В чем, говорят, ее сила – она сама не соображает. Любишь дурочку – держи, любишь умную – изволь. Хочешь крепкую, хочешь слабую…
В любой город к нему едет, потерять работу не боится. В дождь приходит, в пургу уходит. Совсем мужчина растерялся и в сторону отошел. Потерялся от многообразия, силы, глубины. Слабже значительно оказался наш мужчина, значительно менее интересный, примитивный. Очумел, дурным глазом глядит, начальство до смерти боится, ничего решить не может. На работе молчит, дома на гитаре играет. А эта ни черта не боится, ни одного начальника в грош не ставит. До Москвы доходит за себя, за сына, за святую душу свою. За мужчин перед мужчинами стоит.
Так и запомнится во весь рост: отец плачет в одно плечо, муж в другое, на груди ребенок лет тридцати, за руку внук десяти лет держится. Так и стоит на той фотографии, что в мире по рукам ходит, – одна на всю землю!»
При этом Жванецкий определенно считает наших женщин лучше нашего всего остального. Причем не важно, к какой эпохе (СССР или РФ) относится это «остальное».
«У меня давно сложилось мнение, что наши женщины лучше людей. Я как-то не слышал, чтобы иностранная женщина вывезла нашего мужчину к себе за границу. Обычно их мужчины вывозят наших женщин. Что о многом говорит. Для меня вообще родина – это женщина».
…
«Наши милые женщины, выращенные в небольшом объеме двухкомнатных квартир! Как бы хотелось, чтобы у вас было все хорошо, чтобы наша могучая промышленность перестала рыть ходы под нами, а немножко поработала на вас.
Чтобы мощные станы Новокраматорского завода выпускали нежные чулочки, такие скользкие и безумные, когда в них что-то есть. Чтобы перестал страшно дымить Липецкий химкомбинат, а выпустил очень вкусную блестящую помаду, делающую губы такими выпуклыми и желанными, и чтобы грохочущий и вспыхивающий по ночам УЗТМ полностью перешел с бандажей товарных вагонов на тончайшие колье и ожерелья.
Меньше дыма – больше толка. И на Кольском полуострове перестали бы наконец ковыряться в апатитах и выпустили духи, от которых все мужчины стали мужчинами и побледнели. И тогда наша маленькая и удивительная женщина не будет тратить столько сил на добычу и украшение самой себя. И из глазок у нее исчезнет большая озабоченность. И красота некоторых не будет стоить их мужьям такого длинного срока, а мозоли на лучших в Европе ногах пропадут вместе с теми сапогами, за качество которых мы так боремся. А мускулы останутся только у гимнасток.
И мы будем смотреть на них и радоваться, что это не наша жена там кувыркается, мелькая широкими плечами и стальным голеностопом. А наша – здесь, ароматная, нежная, слушающая внимательно про все безумие борьбы за технический прогресс и езды в переполненных автобусах. Должен же дома быть хоть один человек с не помятыми в автобусе боками!»
…
«Я жду появления в России женщины около сорока пяти, стройной, ухоженной, не накрашенной, ироничной, насмешливой, независимой, с седой девичьей прической.
Пусть курит, если ей это помогает.
Пусть будет чьей-то женой, если ей это не мешает.
Это неважно.
Ее профессия, эрудиция второстепенны.
Но возраст — не меньше сорока.
И юмор, царапающая насмешка, непредсказуемость и ум.
Все это не редкость. Одно порождает другое.
Такая женщина — ценность.
Она возбуждает то, что не употребляется в сегодняшней России. Ответный огонь, ум, честь, юмор и даже совесть, не применимую ко времени, которое не знает, что это такое. Как пунктуальность, твердость слова и прочее, что не имеет значения во время полового созревания целой страны.
Та, о которой речь, и услышит, и поймет, и ответит, и научит, и главное — ей есть что вспомнить. Как и вам.
Какое чудесное минное поле для совместных прогулок.
В России такие были. Отсюда они уехали, а там не появились».
Любовь
Конечно, говорить о «прекрасной половине» и не коснуться самого главного, животрепещущего, попросту невозможно, каким бы сатириком ни был писатель.
Надо сказать, здесь у Жванецкого – всё как у людей. В своих рассуждениях о любви он, во-первых, смертельно серьезен, а во-вторых, еще более противоречив, чем когда говорит о природе женщин.
«Любовь — это большое несчастье. В этот момент писать невозможно, это потерянное для многого время, ты перестаешь быть человеком. Дежуришь, где-то тебя видели, и ты не помнишь, где ты был — что-то охотился, пытался увидеть. Любовь возникает на сопротивлении, вопреки, когда тебя не любят, тогда в тебе все это развивается. По моим воспоминаниям, это тяжелый случай».
…
«Любовь не начинается, любовь возникает ни от чего. Просто вдруг тебе этого человека не хватает. Предположим, вы пока встречаетесь. И вдруг женщина уехала на день или на два. И ты чувствуешь, как остро тебе её не хватает. И ты начинаешь звонить, потом опять звонить и потом опять звонить… Я даже не знаю, что мужчине посоветовать в случае, если возникает серьёзное чувство. Всё, ты уже влюбился… Для начала нужно осознать, что у тебя началось воспаление. Влюбиться для меня — это всё равно что стоять у дверей спальни женщины с подносом с завтраком, как официант. Влюблённый мужчина у меня именно такие ассоциации вызывает… Тому, кто любит, надо быть очень осторожным. Если мужчина «стоит с подносом», он женщину потеряет мгновенно — становится неинтересным…».
…
«Чем влюблённость отличается от любви? Если быстро прошло чувство — это увлечённость. Если не проходит — значит, любовь. С кем-то нужно поговорить — вы звоните ей. Кому-то надо пожаловаться — вы звоните ей. А потом лично говорите. А потом по телефону… Если в течение долгого времени вы не можете не говорить с ней, тогда это всё-таки любовь».
…
«Любовь, любовь. Где её начало, где конец, никто не знает. Появление в этой области учёных только подтверждает проблему. Великое множество песен о любви не даёт никакой информации, только свидетельствует об отсутствии опыта. Любовь – это вообще».
Отношения
Однако даже среди этого бурного моря страстей в литературном мире Жванецкого находится место простым житейским радостям, таким как совместная жизнь и сопутствующий ей уют любовного гнездышка.
«Женщина зацепилась за мой портфель авоськой.
Не расцепишь, народу много.
– А вы где живёте?
– В Черёмушках.
– Я тоже. Поехали, по дороге расцепим.
Приехали ко мне.
Поставил вино.
Стали разъединять.
Жалко рвать.
– Вас дома ждут?
– Не думаю.
– А я вообще один.
– Вижу.
– Я так думаю, поживите у меня. Расцепим как-нибудь.
Кошёлки мы расцепили.
Кусочки красной нитки так и остались на портфеле.
Живём.
Выковыриваем.
Хорошо нам».
…
«Сжитая, притёртая пара берёт такие препятствия, которые не снятся молодым одиночкам. Ибо у хорошо женатого человека есть тыл, низкая заболеваемость и почти отсутствует смертность. А когда он держит в руках самого себя маленького и говорит ему: «Ты чего?..» – а тот ему: «А ты чего?» – огромное обоюдное удовольствие и взаимопонимание, которое в просторечии называется счастьем».
Автор: Валентина Гольцберг