«У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем».
Из всех женщин Довлатова биографы традиционно выделяют три имени: Ася Пекуровская, Елена Довлатова (Ритман) и Тамара Зибунова.
Свою первую супругу писатель встретил в стенах родного филфака. В среде ленинградской творческой интеллигенции Ася Пекуровская считалась едва ли не первой красавицей города. У неё, без преувеличения, были толпы поклонников.
На этом «фронте» отметился даже Бродский: «В то время мы осаждали одну и ту же коротко стриженную миловидную крепость. Осаду эту мне пришлось вскоре снять и уехать в Среднюю Азию. Вернувшись два месяца спустя, я обнаружил, что крепость пала». Не трудно догадаться, что «пала» она не куда-нибудь, а прямиком в объятия начинающего литератора Сергея Довлатова.
Их отношения, память о которых осталась на страницах довлатовских произведений, с самого начала были исполнены драматизма.
«Я без конца думал о Тасе. Жил без единой минуты равнодушия. А, следовательно, без единой минуты покоя. Я боялся ее потерять. Если все было хорошо, меня это тоже не устраивало. Я становился заносчивым и грубым. Меня унижала та радость, которую я ей доставлял. Это, как я думал, отождествляло меня с удачной покупкой. Я чувствовал себя униженным и грубил. Что-то оскорбляло меня. Что-то заставляло ждать дурных последствий от каждой минуты счастья», — так описывает свое тогдашнее состояние Довлатов в повести «Филиал», замаскировав свою возлюбленную под именем Тася.
Сергей тяготился своим бедственным материальным положением: ради того, чтобы произвести впечатление на девушку, спускал последние деньги, влезал в долги.
«Я просыпался с ощущением беды. Часами не мог заставить себя одеться. Всерьез планировал ограбление ювелирного магазина. Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка — преступна».
Кроме того, страх потерять «свое сокровище» сделал из него патологического ревнивца.
«Наедине с Тасей я проклинал ее друзей. Встречаясь с ними, был подчеркнуто любезен. Давно замечено: что-то принуждает мужчину быть особенно деликатным с воображаемыми любовниками его жены».
Впрочем, злые языки утверждают, что ревновал Довлатов не напрасно. Якобы еще до свадьбы Ася не единожды наставляла жениху рога, якобы причиной расставания (произошедшего, кстати, сразу после официального оформления отношений) стал другой мужчина – более успешный литератор Василий Аксенов. Ходили слухи, что разгневанный Довлатов даже пытался застрелить неверную из охотничьего ружья.
«Собственно говоря, я даже не знаю, что такое любовь. Критерии отсутствуют полностью. Несчастная любовь — это я еще понимаю. А если все нормально? По-моему, это настораживает».
Окончательно этот роман завершился с отъездом Сергея: поглощенный любовными переживаниями Довлатов совсем забросил учебу, был отчислен из вуза и призван на срочную службу в армию: 3 года он исполнял обязанности тюремного надзирателя в Республике Коми. Ася, тем временем, родила Сергею дочку, с которой спустя несколько лет эмигрировала в Штаты. Девочка увидит своего отца только в 1990 году – на его похоронах.
«Любовь — это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов… А тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба…».
Второй брак Довлатова был полной противоположностью первому – никаких африканских страстей, измен и ослепляющей ревности. Елена, в девичестве Ритман, в текстах писателя неизменно предстает как само воплощение спокойствия, порою граничащего с холодностью и равнодушием:
«Худая, бледная, с монгольскими глазами. Взгляд холодный и твердый, как угол чемодана».
«Сразу запомнил ее лицо, одновременно – встревоженное и равнодушное (с юных лет я не понимал, как это могут уживаться в женщине безразличие и тревога?..). На бледном лице выделялась помада. Улыбка была детской и немного встревоженной».
«Лена была невероятно молчалива и спокойна. Это было не тягостное молчание испорченного громкоговорителя. И не грозное спокойствие противотанковой мины. Это было молчаливое спокойствие корня, равнодушно внимающего шуму древесной листвы…».
Елена долгие годы стоически переносила шумные попойки супруга, безденежье, измены и даже рождение детей на стороне. Разумеется, как и любая другая нормальная женщина, она не испытывала особенной радости по этому поводу. Однако даже свое недовольство семейной жизнью Елена проявляла довольно своеобразным образом:
«Моя жена всегда преувеличивает:
– Я знаю, почему ты все еще живешь со мной. Сказать?
– Ну, почему?
– Да просто тебе лень купить раскладушку!..
В ответ я мог бы сказать:
– А ты? Почему же ты не купила раскладушку? Почему не бросила меня в самые трудные годы? Ты – умеющая штопать, стирать, выносить малознакомых людей, а главное – зарабатывать деньги!..».
В 1976 году спустя 10 лет совместной (с перерывами) жизни Елена вдруг взяла и объявила, что уезжает – в Штаты, навсегда. Это заявление не было драматическим жестом – «страшилкой», призванной припугнуть, «вправить мозги» непутевому мужу. Елена действительно решила эмигрировать: оформила все необходимые бумаги, забрала дочку Катю и отправилась на Запад.
«Семья – не ячейка государства. Семья – это государство и есть. Борьба за власть, экономические, творческие и культурные проблемы. Эксплуатация, мечты о свободе, революционные настроения. И тому подобное. Вот это и есть семья».
Подобная решимость любимой женщины поразила Довлатова в самое сердце. Ему потребовалась пара лет, чтобы как следует осмыслить происходящее. После чего он сам собрал вещи и последовал за семьей, чтобы никогда больше с ней не расставаться.
«Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только – да или нет».
Кроме двух официальных браков было в жизни Довлатова еще одно, выражаясь казенным языком, «фактическое» супружество.
Осенью 1972 года Довлатов, переживающий очередной семейный кризис, перебрался из Ленинграда в Таллин. По всей видимости, этот переезд, как и многие другие события из жизни писателя, не был хорошо спланированным мероприятием: первое, что сделал Сергей, очутившись в эстонской столице, – принялся обзванивать всех своих таллиннских знакомых в поисках ночлега.
Дозвонившись до Тамары Зибуновой, студентки тартуского университета, с которой он познакомился на одной из вечеринок в Ленинграде, Довлатов не долго думая заявился к девушке домой.
«Просился на одну ночь, но так и остался, – вспоминала Тамара. – При этом почти каждый день приходил пьяный и начинал приставать. Меня это категорически не устраивало. Но Сергей производил какое-то гипнотическое впечатление. А рассказчиком был еще более ярким, чем писателем. Через месяц нужно было принимать решение: или вызывать милицию, или заводить с ним роман».
Тамара выбрала второй вариант.
Казалось, жизнь налаживается. Сергей, начавший свою эстонскую «одиссею» с работы кочегара в котельной, скоро устроился штатным журналистом в газету «Советская Эстония», стал получать приличные деньги. Там же, в Таллине, помимо стабильного заработка, у начинающего писателя появилась надежда на развитие своей литературной карьеры: к выпуску готовилась первая в его жизни книга – «Пять углов».
Все изменилось 3 года спустя: рукопись «Зоны» – еще одного довлатовского сборника – случайно попала в руки местного КГБ. Чекисты сочли содержание рассказов подозрительным, и запретили автору печататься. Набор книги «Пять углов» также был разобран. Кроме того, Довлатова «попросили» с работы.
Потеряв в одночасье и заработок, и какие бы то ни было перспективы, Довлатов запил. Пил он и тогда, когда в таллиннском роддоме появилась на свет его третья дочка – Саша. А протрезвев, писатель решил вернуться в Ленинград, к бывшей жене Елене и своей старшей дочери Кате.
Дальше была история с Пушкинскими горами, эмиграцией…. Впрочем, о своей эстонской семье Довлатов тоже не забывал: регулярно писал своей «милой Томочке».
…
Не только я влюблялся в женщин,
Влюблялись все же и в меня.
Получше были и похуже,
Терялись в сутолоке дней,
Но чем-то все они похожи,
Неравнодушные ко мне. <…>
(Из письма Д. И. Мечику, 1962)
Автор: Валентина Гольцберг