Ещё несколько лет назад я и не вспоминала о когда-то полученном педагогическом образовании, да и вообще не особенно задумывалась о чем-то, кроме семьи. У меня была обычная и счастливая жизнь: любимый муж, единственная дочь.
Все закрутилось внезапно: муж погиб, дочь выросла и уехала учиться в другой город. А я почувствовала, что способна полюбить кого-то ещё. Даже не полюбить — у этого слова много разных смыслов. Почувствовала, что могу согреть.
О том, что фонд «Дети без мам» занимается помощью сиротам в больницах, я узнала из интернета. Переводила им иногда небольшие суммы, репостила записи в соцсетях, а потом поняла, что хочу большего. И стала проситься к ним — поработать.
В августе прошлого года меня наконец-то пригласили на мое первое дежурство: понадобилась замена в палате «с больничными детьми». Объясню сразу, о ком идёт речь — в лечебные учреждения далеко не всегда попадают те сироты, которым нужна медицинская помощь. Туда отправляют отказников, детей, изъятых из семей или найденных на улице. Вот такая четвёрка и встретила меня в мой первый рабочий день.
Первой я заметила старшую — полуторагодовалую Машу. Она смотрела на меня спокойно и немного вопросительно. Так взрослые смотрят на того, кто ошибся дверью: удивлены его появлением, и ждут, что он сейчас уйдёт. Я шагнула внутрь палаты и увидела остальных ее обитателей: двоих мальчишек, двух и шести месяцев от роду, и восьмимесячную девочку. Мысленно сопоставила количество детей с количеством своих рук, вздохнула и приступила к работе.
Об обязанностях няни много говорить не буду: каждый более или менее представляет, какие нужды могут быть у малышей. Прибавьте к стандартному набору простые медицинские манипуляции и умножьте это на отсутствие у детей, как это принято назвать, социализации.
Наверное, последнее стоит обьяснить. Кто-то из наших подопечных — сирота с рождения, и не приучен ни к рукам, ни к вниманию. Кто-то изъят из семьи и очень напуган происходящим — а часто напуган ещё и тем, как с ним обращались дома. У этих детей нет доверия ни к людям, ни к миру вообще. А ещё нет надежды на то, что они кому-то нужны.
Я провела с моими «первенцами» двое суток. За это время узнала о каждом из них совсем немного, но достаточно, чтобы, придя домой, ещё сутки реветь в подушку.
Самый младший —двухмесячный Антошка — был отказником с рождения. Ему повезло: он оказался здоровым пацаном, и для него быстро нашлись усыновители.
Шестимесячный Максим появился на свет в колонии. Там и подхватил какую-то инфекцию, с которой его привезли в больницу. Отлежав положенное, он отправился обратно за решетку — к маме. Чтобы в три года уехать от нее в детский дом.
Мама восьмимесячной Милки, отказавшаяся от нее, к счастью, одумалась. И из клиники девочку забрали в родную семью.
Самая печальная история была у Маши. Она прожила в больничной палате год. Все это время к ней приходили мама и бабушка. То забирали ее домой, то возвращали обратно. Вскоре выяснилось, что нужен им был не ребёнок, а документы на него: без них мама не могла получить материнский капитал. Нет, документы они не получили, но и Машка не получила то, что заслуживала — нормальную семью. Единственным выходом для неё стал детский дом.
Больно ли смотреть на детское горе? Да, невыносимо. Хочется ли сбежать из больницы, чтобы больше не видеть этих затравленных или заплаканных глаз? Нет, ни на одну секунду эта мысль меня не посетила. Закончив первое дежурство, я шла домой и думала о том, что как можно скорее хочу вернуться обратно. Потому что — ну как они там без меня?
Работа няней для меня — не основная, я могу приходить в больницу только в выходные и праздники. За это время состав моих подопечных часто меняется, поэтому дежурства измеряются для меня не сутками, а судьбами.
Дашке было почти два года, а ее брату всего два месяца, когда их забрали из семьи. И я не знаю, какой из проведённых с ними дней больше рвёт мне сердце. Может быть, первый: когда я пришла в их палату, а девочка забилась под кровать и оттуда испуганно мычала — говорить она не умела. Или последний: когда за детьми приехали сотрудники детского дома, а Даша рыдала, рвалась и кричала мне: «Мама!».
Или вот Слава — ему пять лет, и он умный не по годам. Мы с ним разговариваем совсем как взрослые, и неожиданно он задаёт мне вопрос: «Скажи, разве можно бросать детей? Разве справедливо, что мама подкинула меня сюда?».
Мама Славы ВИЧ-инфицирована. Об этом знаю я, об этом знает и Слава. «Маму заразил папа, она никогда не вылечится и умрет», — он рассказывает об этом как-то буднично, а я внутри кричу в полный голос. К Славке в больницу иногда приходит бабушка, приносит продукты, а на предложение забрать внука к себе недоумевает: «Зачем он мне?».
Получается, что в свои трогательные и прекрасные пять лет Славка никому, кроме меня, толком и не нужен. Но и мы с ним расстанемся, когда он покинет палату, и больше, чем сейчас, я не смогу для него сделать. А пока я держу его тёплую руку с обкусанными ногтями, и медсестра делает ему укол, и ему «почти совсем не страшно» — так он говорит мне, надув свои детские пухлые губы.
Я умышленно рассказываю здесь только о здоровых детях. Но среди подопечных фонда есть и тяжело, иногда неизлечимо больные. Их мы тоже держим за руку, бывает, что до последнего вздоха. Наверное, у тех, кто читает это, возникает закономерный вопрос: как пропускать через себя всю эту боль и не отчаяться? Отвечу честно: при всей огромной любви к детям с ними действительно бывает тяжело: они злятся, капризничают, плачут — как и любые малыши.
Но у фонда есть один фантастический ресурс, который помогает преодолеть любые чёрные дни. Это наши няни. Я узнала невероятных женщин, и одна мысль о том, что они работают рядом со мной, изменила мою жизнь.
Няня Ирина вот уже много лет забирает сирот на выходные к себе домой, устраивает им праздники и экскурсии. Няня Лариса — детский врач с многолетним стажем, которая после рабочих смен в своей больнице спешит на смены к нашим подопечным. Няня Татьяна, дочка медработника, с детства ухаживала за отказниками в больницах, и это стало делом всей ее жизни. Именно она выходила двух мальчишек-маугли, брошенных родителями в пустой квартире, заново научив их говорить. Няня Наташа работает в приюте и, кажется, должна после такой работы мечтать о тишине — но она мчится в сиротские палаты.
Мир спасёт любовь — для меня теперь это не пустые слова, а главная мотивация. Одиночеству, страху, боли мы можем противопоставить только одно — любовь. И если вы, прочитав мою историю, захотите стать частью этой огромной и всепобеждающей силы, значит, я не зря ей поделилась.
Автор: Ирина Громаковская